По щучьему веленью (Сборник)

Разнообразием сюжетов и форм русский фольклор напоминает пестрый восточный ковер. Источники всех образов, типажей, сюжетов и форм, впоследствии получивших развитие в авторской литературе, кроются в этой многогранной пестроте. Заглядывая в этот калейдоскопичный мир, читатели разных эпох находят всякий раз что-то новое, актуальное и важное для себя. С другой стороны, в сказках, как в волшебном сундуке, хранятся все ценности любого народа, не подвластные смене времен.
Сборник «По щучьему веленью» предоставляет слушателю возможность познакомиться с разными гранями мира русских сказок. Тут и краткие шуточные истории, почти анекдоты, и сатирические портретные зарисовки царей, купцов, мужиков, и рассказы о подвигах богатырей, и наполненные символами и архетипами истории о странствиях в далекие края.

Центральное место в сборнике занимает сказка «Поди туда, не знаю куда». Существует несколько версий этой волшебной сказки. На диске представлен ее вариант в обработке А.Н. Толстого, более сатирический и «приземленный» по сравнению с тем, что был опубликован знаменитым фольклористом Афанасьевым. К примеру, у Афанасьева, стрельца посылают привезти оленя с золотыми рогами, а у А.Н. Толстого – посмотреть, что делает на том свете предыдущий король. Бесстрашный народный юмор помещает экс-государя в ад, где на нем черти дрова возят, и вкладывает в его уста предупреждение здравствующему монарху, о том, что такая же участь ждет и его, если будет подданных обижать. Обязательный в народных сказках хеппи-энд, демонстрирующий победу добра и справедливости, не сужает их смысл до плоской моральной арифметики. Пути, которыми движется мир к такому финалу остаются неисповедимыми, а персонажи получают блага и счастье зачастую не по количеству заслуг, а по неподдающимся измерению душевным качествам. Не обходится и без вмешательства случая. К примеру, ленивый Емеля вознаграждается всеми земными богатствами вовсе не за какие-то особые подвиги, а просто за то, что пожалел и отпустил щуку. А поступок солдата, укравшего у жадной старухи топор, явно поощряется безымянным рассказчиком.